– Гектор, – вздохнула старуха. – Начальник охраны. Мой самый старый, самый верный страж. Моя правая рука.

И она надолго замолчала. Наконец Жорж Убри, снедаемый любопытством, решился нарушить ее невеселые раздумья:

– Но что это за существа? Эти роботы?

– Их называют ворклоксы. Железные солдаты, монстры без души. Иногда они выпускают пар. Поэтому лучшее укрытие для этих чудовищ – грязные, задымленные места, например заводы. Несколько недель назад я отправила часть стражей на поиск места, где скрываются ворклоксы. Чтобы выяснить, зачем они снова вернулись в мир.

Продолжая говорить, колдунья тяжело поднялась и шагнула к дергающейся шторе, с которой по-прежнему играл какой-то зверек. Старуха распутала ткань. И оказалось, что там скрывалась вовсе не кошка или ручная обезьянка, как предполагал Сопля, а движущаяся железная перчатка. Или – кисть робота! Пальцы шевелились сами собой, хватая воздух.

Сироты застыли в изумлении. Наконец Сопля произнес:

– Да, эти роботы, ворклоксы, как вы их называете, были явно связаны с заводом. Но вряд ли они там жили. Ведь тогда зачем бы они стали его взрывать? Кстати, это еще не всё. Тот человек, ваша правая рука… мы нашли у него еще вот это.

Сопля вытащил из сумки перфорированную бумагу для шарманки. Колдунья явно узнала эту вещь, и даже на ее непроницаемом лице отразилось удивление.

– Вы это слушали?

– Да.

– Немо, будьте добры…

Зеленоглазый, который после известия о смерти Гектора стал, очевидно, главой отряда, сделал знак солдатам. И те принесли к столу один из аппаратов, стоявших в большом шкафу. Колдунья протянула руку к Хромому.

– Можно взглянуть?

Мальчик не сразу понял, что речь идет о часах.

– Вообще-то сейчас они не работают…

– Знаю. Иначе я бы почувствовала излучение эфира.

– То есть?

– Эти часы работают благодаря эфиру. А тот, кто умеет с ним обращаться, всегда ощущает его присутствие.

Хромой, извинившись, быстро потер часы о штанину – блестящий корпус был весь заляпан отпечатками пальцев – и потом протянул их колдунье. Та откинула крышку и погрузилась в созерцание. Казалось, она прокручивает в голове все потрясающие возможности и страшные опасности, которые таит в себе этот предмет. Наконец старуха подняла глаза на Жоржа Убри.

– Это ваша работа?

– Да, точно так. Я создал эти часы, пользуясь чертежами и заметками, которые принесли мне… роботы. То есть ворклоксы.

Тем временем стражники поставили рядом с колдуньей шарманку. Инструмент был весь в пыли, но выглядел совсем новым. Немо вставил картонку в отверстие и принялся крутить ручку. Голос, раздавшийся в башне, звучал так же мрачно и зловеще, как в первый раз, когда сироты услышали его в своей каморке под мостом:

– ЧАСОВЩИК НЕ ДОЛЖЕН ГОВОРИТЬ. НАЙДИТЕ И СЛОМАЙТЕ ЕГО. СТРАЖИ КОЛДУНЬИ, НЕСОМНЕННО, ИЩУТ НАС. НО ОНА СОВСЕМ СЛАБА. НЕ ПОЗВОЛЬТЕ ИМ ПОМЕШАТЬ. МЫ ДОЛЖНЫ ЗАВЕРШИТЬ ДЕЛО.

Металлический голос умолк, но люди еще долго не могли произнести ни слова. На этот раз молчание прервала любопытная Спичка:

– Кто это был?

– Машина.

– Машина?

– Да. Ужаснейшее из всех созданий. Механический мозг, направляющий ворклоксов.

Много раз Сивилла слышала, как Азария ссорится с Матерью. Эта молодая колдунья с длинными золотисто-каштановыми волосами была ужасно честолюбива и не выносила, если ее не ценили по достоинству. Она ставила себя намного выше людей и хотела, чтобы те наконец об этом узнали. Азария не желала больше прятаться, жить тайком, вдали от цивилизации, как того требовали старинные колдовские традиции.

Однажды вечером, когда они ужинали мясом сирены – предположительно, продлевающим жизнь – и сладкими запретными плодами из Сада, между Азарией и Матерью снова вспыхнул спор.

– Эти правила абсурдны, – заявила молодая колдунья.

– Ты ведь сама знаешь, Азария, эти правила придуманы, чтобы нас защитить.

– Защитить! Это они, угрюмые, должны нас бояться!

– Угрюмые боятся всего непонятного, поэтому мы их так и называем. Они воюют с тем, чего не знают. Если мы выйдем из подполья, люди объединятся и пойдут на нас войной.

– И что же? Пускай! Мы намного могущественнее! Если мы поступим так же и объединимся, то уничтожим их за одну ночь! Разве мы не дочери Гекаты?!

– Но как ты не понимаешь… никто из нас не хочет этой войны…

– Какое лицемерие! Даже смешно! Подчиняться бессмысленным законам, вечно прятаться, дрожа над нашими магическими секретами… Да вы попросту боитесь! Всех этих охот на ведьм, инквизиторов и костров.

Огоньки свечей колыхались, склоняясь то в одну, то в другую сторону, словно безгласные судьи в споре двух женщин.

– Колдунья не может справиться с толпой перепуганных людей…

– Поэтому мы и должны объединиться! И вместе отвоевать у них землю! Леса, горы, реки по праву принадлежат нам, а не этим ничтожествам! Это наш мир!

– Но мы ведь тоже люди! Просто знания, годы обучения и практики позволили нам овладеть искусством управления эфиром. Мы не особо отличаемся…

– НЕ ПРОДОЛЖАЙТЕ! И никогда не сравнивайте нас с этими паразитами! НИКОГДА! Это наша кровь делает нас потомками Гекаты! А вовсе не банальный диплом кандидата магических наук! И не членство в одном из эзотерических клубов, которых полно в любом городе!

Разговор происходил в небольшом лесном домике, где маленькая Сивилла жила вместе с Матерью. Этот домик был первым детским воспоминанием Сивиллы, и она ясно помнила его даже сейчас, столетия спустя. Она никогда не видела своего отца – охотника из соседней деревни. А Мать принадлежала к могущественному в те времена сообществу колдуний Гекаты, но предпочитала жить отдельно от всех, в лесу, среди животных. В домике вместе с ними обитал также Страж по имени Милле, которого малышка Сивилла воспринимала как отца. Стражей было очень и очень мало. Именно они защищали колдуний от всех опасностей, главным образом от угрюмых.

– В течение нескольких месяцев мы ничего не слышали об Азарии. А потом, как раз во время Французской революции, начался этот кошмар. Сначала до нас стали доходить странные слухи. Говорили, будто одна из колдуний нарушила многовековой обет молчания и в открытую похваляется своими способностями. Хуже того – демонстрирует их перед всеми… Потом пришла новость, что она связалась с неким английским денди, который носит котелок, трость и фрак. Он выполняет при ней роль стража и во всем слушается.